Предпринимавшиеся генерал-губернатором и Верховным Главнокомандующим репрессивные меры военного времени (выселение в отдаленные районы России, взятие заложников, запрещение передвижения в пределах генерал-губернаторства и др.) касались в основном евреев, которые подозревались в шпионаже и в доносах на мирное население, когда какие-то районы вновь попадали под австрийское владычество [см., напр., 24, с.106 и др.]. По отношению к коренному населению, „сочувствующему нам" наоборот принимались весьма благоприятные меры. Так поскольку „в общей массе население Галиции в отношении русской власти и армии держит себя достаточно лояльно" запрещались конфискации имущества кроме случаев, когда собственники проявляли „враждебные действия по отношению к русскому войску" [24, с.64]. При реквизиции русскими войсками у местного населения лошадей, скота и преимущественно овса, ссна, соломы предусматривалась обязательная оплата, однако это требование не всегда выполнялось - за реквизируемое порой выдавались просто расписки, цены занижались. Сами реквизиции были предусмотрены положением о полевом управлении войск, но „с приближением периода весенних посевов, когда особенно важно была для сельских хозяев сберечь имевшиеся у них запасы семян и живой инвентарь, генерал-губернатором возбуждено было ходатайство о прекращении в пределах генерал-губернаторства реквизиций означенных предметов". В ответ на это бьшо получено уведомление, что командующим армиями предложено воздержаться от этой меры, но что абсолютно трудно воздержаться, так как нельзя предвиден?, в какие условия войска могут попасть". [24, с.21-22]. Во всяком случае запрещалась „скупка у войск и воинских чинов шкур от убойного скота" [24, с.23].

Весьма важным мероприятием было провозглашение и практическое проведение в жизнь принципа веротерпимости. 28 сентября 1914 г. из Дворца, из Царского села, была отправлена телеграмма: „Львов, генерал-губернатору Галиции. Подтверждаю данные Вам Верховным Главнокомандующим указания относительно осторожного разрешения религиозного вопроса в Галиции. Давайте движение пока ��олько тем ходатайствам о воссоединении с православной церковью, которые совершенно добровольно исходят от самих униатов, что должно быть проверено администрацией. НИКОЛАЙ" [24, с.67]. Телеграмма была подтверждением установки, уже ранее данной Верховным Главнокомандующим. Последовавшие затем практические распоряжения исключали насильственный, полунасильственный и даже стихийный переход приходов в православие (к скрытой Досаде, проглядывающей в материалах отчета Галицко-русского благотворительного общества в Петрограде за 1914-1915 гг.) Только если 75% явившихся на сход представителей или представительниц Православных и униатских дворов, по одному на двор, вместо своего постоянного униатского священника пожелают иметь православного, их пожелание выполняется. Назначенный местным православным епископом и допущенный генерал-губернатором православный священник обязуется, однако, .^предоставить оставшемуся униатскому священнику возможность совершать богослужения и пользоваться церковной утварью по установленной взаимным между ними соглашением очереди. Возникающие по этому поводу недоразумения разрешаются властью генерал-губернатора". От униатских и католических священников не требуются молитв за царя, но запрещены молитвы за австрийского императора [24, с.71 - 72]. При вступлении русских войск множество приходов, оказалось вообще без священников -руссофилы были в австрийских тюрьмах или на пути в Талергоф, „мазепинцы" бежали с отступающими австрийскими войсками. Архиепископу Волынскому Евлогию (Георгиевскому), принявшему под свое попечение православную галицкую паству, приходилось сталкиваться со случаями, когда галичане, так сказать, похищали священников из соседних волынских сел - приглашали совершить требы в соседнем селе, а когда такой священник отправлялся в путь, его, незнакомого с местностью, обманным способом увозили за 40 и 50 верст, где он некоторое время служил истосковавшимся по богослужению галичанам, потом его возвращали обратно [28, с.51]. В опустевшие приходы направлялись православные священники, однако Галичина тогда православной не стала, да к тому же рядовые верующие мало разбирались в конфессиональных различиях, и „русская вера", которую они исповедовали, присутствовала и в православных, и в униатских церквах с их формально единым обрядом¹.