(1) что анализ любой чужой культуры с необходимостью должен сопрягаться с анализом собственной культуры исследователя,

(2) что необходимость подобного сопряжения прямо вытекает из диалогической природы гуманитарного знания и

(3) что именно своим диалогизмом гуманитарное знание со всей определенностью противостоит естественнонаучному.

Методологическая конструктивность принятого нами дея--тельностного принципа заключается прежде всего в способности эксплицировать ту своеобразную познавательную ситуацию, в которой работает исследователь культуры. Как мы видели ранее, в рамках нашего подхода решающее значение для понимания культуры приобретает не ее представленность на уровне текстов, а то, как она представлена на личностно-мотивацион-ном уровне индивидуального сознания;, не сам по себе текст становится конечным и самодостаточным объектом анализа,, а порождающая этот текст целостная точка зрения чужого сознания, где мысль не исчерпывается одной лишь логической своей стороной и при всей абстрактности обнаруживает себя как живое переживание культуры, наполненное аффективными элементами. Хотя именно текст дан нам непосредственно, он тем не менее преломляясь в сознании исследователя в соответствии с его личностными доминантами, обусловленными его собственной культурой, оказывается лишь местом встречи двух различных по своим установкам сознаний, местом, где устанавливаются между ними отношения, которые можно было бы назвать диалогическими.

В общем плане вопрос о диалогическом характере гуманитарного опыта уже неоднократно ставился в литературе. В частности, А. Я- Гуревич справедливо отмечал, что «идентичность познающего субъекта познаваемому объекту в науках о культуре порождает ситуацию, немыслимую для наук о природе». «Содержание исторической мысли,— писал он в этой связи,— в равной мере определяется и изучаемым предметом — историческим прошлым и современностью, ценностями того социума, в котором эта мысль возникла. Социально-культурная „включенность" историка н�� может рассматриваться только в качестве фактора, ограничивающего познание,— прежде всего она есть необходимое условие самого этого познания. Ибо гуманитарное знание имеет природу „диалога": культура, представителем которой является исследователь, вступает в „диалог" с культурой, служащей предметом исследования» [Гуревич 1979, с. 25—26].

В трактовке диалогизма, предложенной А. Я. Гуревичем, ключевым стало понятие социально-культурной «включенности» исследователя; именно ею определяется двуплановость содержания исторической мысли и именно ею обусловлена диалогическая природа гуманитарного знания. В целом с такой постановкой вопроса нельзя не согласиться. Сомнения здесь вызывает лишь несколько односторонняя интерпретация самого опорного с методологической точки зрения понятия «включенности». Прежде всего это связано с тем очевидным фактом, что в принципе социально-культурная «включенность» исследователя является необходимым условием любого научного познания, как гуманитарного, так и естественнонаучного. Следовательно, задача как раз и должна заключаться в том, чтобы показать, остается ли она в том или другом случае лишь внешним условием научного опыта или превращается в его важнейший структурообразующий элемент. Ответить же на этот последний вопрос не представляется, по-видимому, возможным, если не подойти к явлению «включенности» с той ее стороны, о которой А. Я. Гу-ревич ограничивается одним только упоминанием, т. е. если не рассмотреть те основания, по которым она действительно должна считаться фактором, ограничивающим познание гуманитария.