Необходимо, однако, обратить внимание и на то, что по мере нашего продвижения вперед новые и неожиданные грани обретала сама традиционная деятельность, служившая отправной точкой исследования. Становилось все более ясным, что под формой традиционности и механического повторения готового образца здесь скрывается феномен активного построения поведения и что в данном случае процесс трансляции культуры по самой своей сути непосредственно совпадает с актом ее порождения. Отталкиваясь от этих наблюдений, мы, очевидно, можем сказать, что вопреки широко распространенному мнению традиционная деятельность не является выродившимся состоянием некоторого исторически ей предшествующего творческого первообраза и что, с нашей точки зрения, для объяснения ее происхождения нет никакой необходимости выходить за пределы самой традиционной деятельности и постулировать вне-положенные ей и типологически отличные порождающие принципы.

Как это нетрудно заметить, полученные нами выводы имеют не только содержательное, но и методологическое значение. По ¦сути дела, они позволяют говорить о наличии необходимых, причинно-следственных связей между господствующим в обществе типом деятельности, с одной стороны, и характером культуры, мышления и самосознания — с другой. Основываясь на этом принципиально важном моменте, думается, можно вновь вернуться к поставленному в начале главы вопросу о типологии первобытной культуры.

В данном случае следует, по всей видимости, исходить из того, что первобытное общество знает лишь те виды деятельности, которые присущи и традиционному обществу. Но как только мы признаем этот весьма вероятный и пока никем не оспариваемый факт, нам сразу же приходится учитывать и весь комплекс вытекающих отсюда последствий, мы сразу же можем настаивать на типологическом единстве обеих культур и, следовательно, на симпрактичности информационных процессов в первобытном обществе, ,на «связанности» первобытного мышления с психологическими полями ситуационной реальности на дореф-лексивном уровне развития самосознания первобытной личности.

Вместе с этим становится до конца понятным и то глубокое значение, которое имеет для сближения обоих видов культуры упоминавшийся выше признак бесписьменности. В рамках нашего подхода появление и распространение письма должно рассматриваться в первую очередь как несомненное свидетельство того, что в обществе сложились качественно новые, «теоретические», виды деятельности, порвавшие свои непосредственные связи с ситуационными «полями» актуальной действительности. И хотя обратное утверждение являлось бы не вполне корректным (как будет показано далее, возникновение «теоретической» деятельности опережает письмо), в тенденции указанный признак все же отражает суть вопроса, свидетельствуя о доминировании в обществе симпрактических коммуникативных процессов.

Итак, если принять предложенный ход рассуждений, достаточно вероятным становится выдвинутое ранее предположение о типологическом сходстве первобытной и традиционной культуры, об их вхождении в один разряд бесписьменных культур. Данный вывод весьма существен для дальнейшего исследования, поскольку в конечном итоге именно он, формируя известную историческую перспективу, дает возможность увидеть то принципиально новое в культуре, что принесла человечеству древность по сравнению с предшествующей ей первобытной эпохой. .Но об этом пойдет речь уже в следующей главе.