Если попытаться охарактеризовать в самом общем виде суть этого подхода, то можно, видимо, сказать, что в его основе лежит тезис о наличии определенных каузально-динамических связей между культурой и мышлением, с одной стороны, и исторически сложившимися типами социальной деятельности — с другой. При этом деятельность рассматривается как главный системообразующий фактор, по отношению к которому и культура и мышление выступают вторичными, «ведомыми» элементами системы. Вытекающая отсюда положительная программа для нашего исследования состоит в том, чтобы мы, исходя из факта более чем вероятной однородности первобытного и «традиционного» общества по признаку наличествующих в них форм социальной деятельности, попытались выявить тот уровень «традиционной» культуры и мышления, который был бы необходимым образом связан с данными формами деятельности и в то же время не зависел от сопутствующей им конкретно-историче-ской ситуации. Таким образом была бы решена сформулированная выше проблема «общего знаменателя» и соответственно реконструкция первобытной культуры получила бы более надежное методологическое обоснование. Продвинувшись в этом направлении несколько далее, мы могли ?ы также изучить, что нового принесла с собой древность с точки зрения типов социальной деятельности, и на этой основе попытаться описать существенные типологические признаки самой древней культуры и некоторые общие закономерности интеллектуального развития древнего человека.

Здесь следует подчеркнуть, что значение деятельностного подхода к культуре и мышлению не исчерпывается для нас одной лишь методологической стороной вопроса. Важно также и то, что его разработка (в основном в рамках культурно-исторической школы Л. С. Выготского) привела психологов к выводу о необходимости различения двух типов деятельности — «нагляд-яо-ирактической» и «теоретической»,— с которыми связаны принципиально различные способы опосредования культурой индивидуального мышления и соответственно принципиально различные структуры самих познавательных процессов. Основываясь на этом положении, правильность которого подтверждали как онтогенетический анализ понятийного мышления, так и этнопсихологические исследования отсталых, «традиционных» обществ, психологи выдвинули гипотезу [Тульвисте 1976, 1978], согласно которой исторические корни понятийного мышления (когда становится возможным осознание соотношений не только между предметами, представленными в понятиях, но и между самими понятиями) следует искать в становлении <в период дреаиости типологически новых, «теоретических» форм социальной деятельности. Однако здесь психологам пришлось столкнуться с серьезными трудностями, вызванными тем обстоятельством, что для решения данной проблемы им потребовалось бы выйти за пределы сложившихся методов психологического исследования и приступить к историческому анализу конкретных видов деятельности, оперируя при этом макрофактами уже объективированного культурой мышления [ср. Тульвисте 1978, с. 93; Анцыферова 1971, с. 86—87]. В частности, для подтверждения выдвинутой гипотезы необходимо было решить сначала далеко не очевидный вопрос о том, на каком основании мы можем относить к одному типу такие внешне отличающиеся разряды социальной деятельности первобытного общества, как «техническую», «ритуальную» н «фольклорную»; надо было также показать, в каком отношении они противостоят «теоретической» деятельности и чем, наконец, обусловливалось формирование последней именно в период древности. Подчеркиваем, все эти вопросы не могли найти ответа в рамках традиционного психологического исследования и остались на сегодняшний день практически нерешенными.