Действительно, как показывает дальнейшее исследование подобных псевдопонятийных группировок, характер психологического использования традиционными испытуемыми опорного, обобщающего слова резко отличен от категориального. В хоае экспериментов со всей определенностью выясняется, что слово, даже становясь основой группировки, сохраняет у традиционных испытуемых все свойства комплекса, который ориентируется не на систему отвлеченных связей между понятиями, а на личный, наглядно-житейский опыт испытуемых, т. е. опять же на их собственное эмпирическое «Я». Таким образом, на основании имеющегося в нашем распоряжении экспериментального материала мы можем заключить, что и в данном случае смысловое «поле» задачи не получает в традиционном сознании никакого автономного статуса. В результате субъект вновь оказывается полностью «погруженным» в психологическое «поле» эксперимента, лишаясь вместе с этим возможности произвольно управлять течением овоих мыслительных процессов.

По сообщению А. Р. Лурия, комплекс обычно формируется в этом случае по принципу нужности предметов, их полезности и т. п. (подробнее см.: [Лурия 1974, с. 99 и сл.]).

Эксперименты второго типа, связанные с решением простейших силлогизмов, на наш взгляд, еще более однозначно харак-₁ теризуют традиционное мышление. Результаты опытов отлича-\ ются исключительной однородностью—испытуемые из традиционных обществ вовсе не решают задач подобного рода [Лурия 1974, с. 110; ср. Коул, Скрибнер 1977, с. 198].

Интерпретация отрицательного исхода опытов не вызовет особых затруднений, если, как и прежде, начать анализ с рассмотрения психологической структуры эксперимента. В развитой. «теоретической» культуре смысловое «поле» силлогизма обладает объективным побудительным значением, вполне достаточным для возникновения у субъекта чувства «логической неполноты». Формирующиеся в связи с этим личностные мотивы остаются, однако, за пределами самой задачи, целиком относясь к психологическому «полю» эксперимента. Благодаря такому раздвоению сознания субъект начинает произвольно оперировать «чистыми», абстрактными суждениями вне всякой связи со своим эмпирическим «Я», со своим прошлым житейским опытом.

В отличие от этого для традиционного сознания силлогизм не обладает никаким самостоятельным побудительным значением. Сознание просто отказывается видеть здесь объективно упорядоченное смысловое «поле» и, как и в опытах с классификацией, пытается перевести задачу в «личностный» план, без остатка растворив ее в ситуационном «поле» беседы.

Установка на «лицо» с наибольшей силой проявляется здесь в том, как традиционные испытуемые мотивируют свой отказ решать силлогизм: «Я что знаю, то и говорю!», «Я ведь не видел, как же я могу сказать!», «Не хочу врать!» и т. п. [Лурия 1974, с. 108—121]. Судя по этим ответам, любое решение задачи неизбежно задевает в данном случае личность испытуемого. Воспринимая стоящую перед ним задачу исключительно в «поле» беседы-эксперимента, они как бы «прикидывают» содержание условий на себя и, не найдя аналогий в личном опыте, отказываются от вынесения суждений, чтобы не обмануть собеседника («ТЫ») и не превратиться из-за этого в лжеца («Я»). Весьма примечательно при этом, что, когда экспериментатор берет всю ответственность на себя, говоря: «А как получается по моим словам», решение силлогизма в какой-то мере облегчается .