Выделение истории древнего мира в качестве самостоятельного объекта исторического исследования может и должно вестись по двум различным, но в конечном итоге взаимосвязанным направлениям — социально-политическому и культурному. С социально-политической точки зрения это был период развития качественно новых, гражданских отношений, период становления и функционирования первых классовых политических образований— государств. Общие закономерности этого процесса, так же как и специфические их проявления, изучены исторической наукой в целом достаточно полно. Совершенно иначе обстоит дело в области культуры древнего мира. Отсутствие собственно культурологических критериев привело к тому, что проблема исторического развития человеческого духа в этот период — именно как проблема историко-культурная,— по сути дела, еще не была поставлена. Между тем, как мы попытаемся показать ниже, есть веские основания полагать, что период древности шился переломным этапом не только в развитии социально-политических отношений, но и в формировании принципиально нового типа культуры, принципиально нового способа поведения и мышления человека.

Нельзя сказать, чтобы проблема формирования и развития древней культуры не привлекала внимания историков, Напротив, такие исследования есть, и их число растет год от года. Однако, даже если оставить в стороне работы, где исторический анализ ограничен раскрытием содержательного своеобразия той или иной конкретной культуры древности и не ставит своей задачей выявление того общего, что типологически отличало бы эту культуру от культуры предшествующей первобытной эпохи, концептуальная основа исторических исследований остается, как правило, чрезвычайно узкой. Показательна в этом отношении коллективная монография «История древнего мира» (1989), подводящая определенные итоги, к которым пришла историческая наука на сегодняшний день. В ней на фоне глубоко разработанных вопросов, касающихся социально-экономической и политической тематики, особенно отчетливо проявилась недостаточна�� концептуально-методологическая обоснованность в постановке проблем историко-культурного характера. Практически весь разговор о формировании древней культуры свелся к тому, что она постепенно изживала и преодолевала духовное наследие предшествующего периода и в то же время порождала ряд явлений, предполагавших у субъекта этой культуры абстрактное, понятийное мышление. В общем и целом подобное утверждение представляется вполне оправданным, однако нельзя не заметить, что оно поднимает, но одновременно и оставляет без ответа такие кардинально важные вопросы, без решения которых мы вряд ли можем рассчитывать на сколько-нибудь глубокое понимание сущности протекавших в этот период культурно-исторических процессов.

Судя по всему, авторы монографии склоняются к мысли — которая в принципе разделяется и нами,— что в эпоху древности складывался качественно новый тип культуры, противостоящий в своих основных моментах культуре первобытности. Однако по прочтении работы остается «все-таки неясным, в чем же состояли типологические признаки первобытной и древней культуры, каков был общий «механизм» и движущие силы культурно-исторического развития в данный период, как, наконец, могло случиться, что в рамках одного культурного типа древность порождала совершенно различные по своему содержанию культуры с совершенно различными исходными мировоззренческими установками. Неясными остаются также вопросы, связанные с интеллектуальным развитием древнего человека. По мнению авторов, смена типов культуры при переходе от первобытности к древности сопровождалась возникновением абстрактного, понятийного мышления. Однако в работе вместо исторической постановки проблемы его филогенеза, вместо анализа каузально-динамических связей этого мышления с только что нарождающимся типом понятийной культуры мы обнаруживаем лишь простое описание некоторых лингвистических фактов, свидетельствующих о том, что в древности действительно возникали определенные средства для выражения отвлеченных идей и мыслей.